[9999]

Это случилось в конце августа, когда Крис и Элен в очередной раз гостили у бабушки в Луизиане. Поэтому мы с Марией и остались вдвоем. Знаете, я всегда был против того, чтобы дети уезжали. Батон-Руж неплохой городок, но когда дети рядом я все же чувствую себя намного спокойнее. Вы сами себе представьте: когда все самое близкое и дорогое, что у тебя есть, находится за двести миль – как-то не по себе. Я вообще-то уже привык к ним. Милые дети. Но летом на ранчо много работы, и мы с Марией должны с утра до ночи заботиться о хлебе насущном. И я не выдержал. Я опять сорвался. Я вообще какой-то нервный последнее время...

Я расскажу вам немного о наших детях. Каждое утро, когда Крис просыпается, он сразу бежит на улицу. Берет камень и кидает его в лужу. Промахивается, идет за камнем и возвращается на прежнее место. Опять кидает и опять промахивается. Настырный парень. Я смеюсь и подбадриваю его: «Хойо, Крис, опять промазал, попробуй еще разок!» Неделю назад я купил ему на ярмарке настоящий велосипед, но он еще не знает об этом. Это будет сюрприз. Пусть катается. А у меня никогда не было велосипеда.
Элен старше Кристофера ровно на 3 минуты. Так уж получилось. Она больше любит сидеть в детской. Там она играет со своими куклами, их у нее три. Одну она получила в подарок от нас с Марией, и еще две подарили Волковичи, наши соседи. Это были превосходные куклы в огромной блестящей розовой коробке. Эл долго не решалась вскрыть упаковку – такая красивая и яркая, она стояла у ее кроватки несколько дней. День на пятый Эл поздно вечером пришла ко мне и молча поставила коробку ко мне на колени. Ох уж эти Волковичи…
Иногда мне кажется, что это не мои дети. Нет-нет, не в этом смысле. Я хочу сказать, что мне не верится, что у меня могут быть такие умные и красивые дети. Когда они появились, я долго плакал, и все никак не мог найти объяснения этим слезам. В конце концов, причину своего расстройства я сформулировал так: свыше мне дан аванс в виде этих двух очаровательных созданий, и я не смогу отработать этот подарок, не смогу вернуть этот долг, потому что не знаю кому, и не знаю как. Так и вышло. Сейчас им четыре года. Как же они теперь там без меня? А может это и хорошо, что они уехали. Когда они приедут, все будет уже позади. Не знаю как, но Мари все объяснит им, и они поймут. И еще у Криса будет велосипед. Он быстро научится, я знаю.

Я опять сорвался. А с Марией мы, между прочим, всегда ссорились. Сразу после того, как мы отправили детей на лето в Луизиану, я поехал в город. Летом в городе всегда много работы и упускать такой случай – быть круглым идиотом. Бэн Рич, например, за помощь в лавке платит по пять долларов за день. У нас на холмах заработать негде, а ползать целыми днями с ружьем по скалам в поисках паршивых козлов – не самая легкая работа. Вобщем, это была не очень красивая история – я вернулся в конце июня без единого цента. Да-да, вы знаете, но мне тоже иногда хочется отвлечься. Большинство заработанных денег я оставил в пивной, что возле пароходной пристани, да в чулках приезжих техасских танцовщиц. Но если бы вы видели, как они танцуют! Мария долго кричала, что я бессовестный человек, что она навсегда уедет с детьми в Луизиану, а я останусь один и всю свою жизнь буду довольствоваться паршивыми шкурами. Я не сдержался и ударил ее. Помню, что мне было неловко.

Еще через неделю причиной нашей ссоры стали соседи. Мари запретила Ханне пускать меня к ним в дом, потому что мы с Яцеком крепко выпивали. Не знаю, как Волковичи выясняют отношения между собой, но Мария всегда приходит в ярость, когда я навеселе. «Посмотри на себя», - кричит она. А я смотрю на нее. И понимаю, что это уже не та загорелая девчонка, с которой мы могли часами бродить по лугам безо всякой цели. «Не думаешь обо мне, так подумай хотя бы о детях», - Мария кричит, и мне начинает казаться, что мы живем с ней в разных мирах: она – в придуманном ей самом мире, где я не думаю о детях, я – в мире, где есть только Элен и Крис. Мне нечего ей ответить, но уже завтра мы помиримся, она, как обычно, возьмет меня за руку, и через секунду я растаю от прикосновения ее губ. А сейчас мне лучше уйти, какое-то время ей нужно побыть одной. Я хватаю ружье, патроны, ору какие-то ругательства ей в ответ и выбегаю на улицу. Меня душат слезы. Я бессилен перед красотой этих лугов и озер, перед запахом сена и той тишиной, которая звенит в ушах по ночам. Я бессилен перед глубиной этих глаз. «Запрещаю тебе ходить к Яцеку!» - кричит Мария мне вдогонку. «В доме нет денег, а ты напиваешься вместо того, чтобы работать», - ее крики переходят в истерику, а в моей голове неумолкающим набатом отдается: «работать, работать, работать…».

***
Выстрел, еще выстрел. Охота снимает любое напряжение, на охоте не думаешь ни о чем, кроме зверя. Вот он стоит, всего каких-то тридцать или сорок ярдов. Гордый и немой, быстрый и ловкий, способный преодолевать эти скалы своими огромными, размашистыми прыжками. Ты залез сюда за считанные минуты, а я за два часа. Но зато у меня есть ружье! Выстрел! Еще выстрел! Прикладом отдает в плечо сильнее обычного. Что это? Промазал. Да бог с ним! Я опять сорвался. Сколько, ярдов вести? Черт, без вариантов. Но надо что-то делать. Нет, поздно. Может быть, только чудом. Нет, сейчас нельзя. Конец августа, скоро приедут дети. Криса надо научить кататься на велосипеде. Элен так любит, когда я завязываю ей бант. Просто надо остановиться. Надо остановиться, это же так просто. Мария ждет меня. Я знаю это. Мария, ты не волнуйся милая, я сейчас приду к тебе. Просто надо как-то остановиться. Холодно. Мари, что-то приближается ко мне, большое, серое и холодное. Мари, ты слышишь меня? Мария! Мария! Мария!!!..